Плоть и сельские размышления

Позавчера, 21 ноября, в составе небольшой этнографической экспедиции побывал на самой окраине нашей маленькой страны, в селе Плоть Рыбницкого района. В этот день в селе, как и в райцентре, отмечали храмовый праздник. Поездка удалась, впечатлений очень много, — и фоторепортажей будет, наверное, несколько, но чуть позже. Сейчас – о другом.

После поездки остались очень горькие чувства, от которых никак не получается избавиться. Проехавшись по приднестровским весям, обратил внимание на разруху и запустение, которые, видимо, давно уже царят в наших селах и деревнях.

Пустые грязные улочки; разваливающиеся дома, в которых давно никто не живет; отсутствие молодежи – в селе остались только старики, которые доживают свой век, вспоминая былые годы; разваленные убитые колхозы; останки техники на разрушенных фермах; столбы с оборванными проводами. Сельское хозяйство давно не развивается – это общеизвестный факт, но когда ты собственными глазами видишь, какова на самом деле ситуация в селе, то понимаешь, что село уже мертво. Село мертво, его нет. И сельское хозяйство тоже догнивает, попахивая, как отстойники на окраине Кишинева.

По дороге от Рыбницы проехали несколько сел – в Красненьком сразу бросилось в глаза большое здание сельского дома культуры: гнилая грязная крыша, разваливающиеся стены, черные проёмы окон, разбитые стекла и сломанные двери. Двадцать лет назад дом культуры работал и выглядел еще вполне прилично, я был там на свадьбе.

Вся сельская инфраструктура, построенная во времена Союза, разграблена и развалена за эти последние 22 года. Зачем? Ломать – не строить?

Сразу после армии, в 1991 году, я работал слесарем на рыбницком предприятии «Рембыттехника» — починял стиральные машины и холодильники. Часто ездил «на заявки» по сёлам – кому-то двигатель на стиралке поменять, кому-то агрегат новый на холодильник поставить. В селе всегда принимали радушно, по окончанию работы хозяева накрывали богатый стол и от души угощали: жаркое из кролика, свинина, телячьи отбивные, вино, самогонка-бурячиха (и даже хуже) и т.д.

Свое хозяйство было в каждом сельском дворе: коровы, лошади, свинки, куры, гуси, утки и т.д. Утром пастух собирал со дворов коров и коз и оправлялся с ними на пастбище, а вечером приводил скотинку хозяевам. Приходило время – и свинку забивали всем общим двором, с соседями и родственниками, близкими и дальними. Потом консервировали мясо, делали колбасу-кровянку, и совместно весело и торжественно отмечали событие.

Сельские праздники – на два-три дня. Ходили по дворам, накрывали столы в «каса маре», за которые приглашались все желающие и даже нежелающие. В хате собиралось по 20-30 человек, вино лилось рекой, потом всей толпой шли гулять к соседям, а потом – к другим соседям. Шум, гвалт, музыка и обязательные хоровые песнопения – пели искренне и душевно, до слёз пробирало. И дело, кстати, было не в количестве выпитого вина, а в традиции – хорошей, доброй и настоящей. Село было наполнено добрыми гостеприимными людьми, которые и праздновали, и трудились всем миром. И радовались все вместе, и горевали тоже.

Прошло всего двадцать лет. Село пустое. Те немногие очень крепкие старики, которых еще не добила демократия, остались такими же добрыми и гостеприимными, и столы даже случайным гостям по-прежнему накрывают от души. Чем Бог пошлет, как говорится.

Сегодня в селе ничего не осталось. В селе нет даже свиней, и традиционную кровянку на праздник приходится покупать в райцентре. Кое у кого в хозяйстве есть куры или утки. И собачка в конуре – это почти обязательно. А гости приходят очень редко – некому в гости ходить, и не к кому. И старики с тоской вспоминают то недавнее еще время, когда в селе были люди: когда была работа, когда работал колхоз и ферма, когда фонари светили, когда заборы и стены домов были выкрашены яркой краской и радостными цветами, когда по селу бегали дети, когда в клубе играла музыка, а на танцполе зажигали твист, рок-н-ролл и диско.

Вместе с селом умирают и сельские традиции, формировавшиеся сотнями лет. Село умирает не только, как большая важная часть единой государственной структуры. Умирает и огромный пласт народной культуры – молдавской традиционной культуры, а теперь уже и приднестровской культуры. Что останется после нас? Красивые отшопленные фотографии?

Конечно, в итоге, необходимо дать ответ на тот самый вопрос: и что теперь делать?

А я не знаю, честно говоря. И, говоря откровенно, думаю, что ничего уже не поделаешь, и ситуацию не исправить и даже не изменить к лучшему. Чтобы что-то исправить (а исправлять, а точнее, восстанавливать нужно уже прямо сейчас – в этом сегодняшний день, в эту минуту), нужны огромные деньги, нужны огромные дотации в село и в сельское хозяйство. Денег нет. И желания что-то исправлять тоже нет. Зачем?

Забавно (хотя и не весело): как раз двадцать лет, в течение четырех послевоенных пятилеток, Советский Союз построил в стране село и наладил все необходимые механизмы, которые (да – подпитываемые и регулируемые) исправно работали десятилетия; и тоже около двадцати лет понадобилось, чтобы все сломать, развалить, разграбить и убить. И остаться ни с чем. И не извлечь уроков. А зачем? Есть другие важные дела – давайте, например, с божьим благословеньем сломаем паперть в центре города.

P.S. Видеорепортаж о поездке в село Плоть смотрите в передаче «Отражение» на канале «ТСВ» — завтра, в субботу, 24 ноября.